Я уловил чутьем, что механик не станет делать крюк. Его батарея уже потеряла две машины, снаряд врезался в метре от него, чудом оставив в живых. Ошеломленный, не пришедший в себя от шока, водитель торопился убраться как можно быстрее. Забегая вперед, скажу, что чутье меня не подвело. Самоходчик гнал прямиком в тыл, но, как говорится, от судьбы не уйдешь. Немцы вели сильный обстрел дороги из гаубиц. Один из снарядов взорвался рядом с самоходкой, смахнул раненых, часть из которых погибла, вывернул колеса и повредил двигатель.
Механик кое-как отогнал машину в придорожные кусты. Сам, контуженный, принялся оттаскивать тела в безопасное место. Его убило осколками. Спустя несколько минут загорелась от прямого попадания самоходка. Вот и давай оценку человеку — смелый он или нет! Механик сломя голову гнал машину из горящего села, торопясь уйти из-под обстрела. А потом под снарядами вытаскивал раненых и контуженых, пока не погиб.
«Моим» раненым, кроме умершего от осколков в живот десантника, повезло больше. Федотыч обшарил дворы, нашел телегу, спрятанного в хлеву молодого бычка. Сумели соорудить упряжь, погрузить всех раненых и вывезти их на этом транспорте. Кому было суждено выжить, кому — нет, я не знаю. Но санбат был расположен недалеко, и операции делали быстро. Дай бог, чтобы ребята остались в живых!
ГЛАВА 7
К середине дня бой немного утих. Мы заняли примерно половину села, вторая половина на правом берегу крошечной речки оставалась в руках немцев. Наш батальон усилили танковой ротой из другого батальона. Мы повторили атаку, пытаясь прорвать оборону, но встречный огонь был слишком сильный. Два танка догорали по берегам речушки. Машину командира второй роты, капитана Марченко, подбили, когда он пытался перемахнуть речку. Капитан оказался почти в таком же положении, как я летом сорок второго, когда перебило гусеницу и мой танк завяз в илистом дне речки.
Разница была в том, что дно этой речушки было каменистым, а значит, имелся шанс вытянуть танк. Кроме того, мы не давали фрицам вести огонь прямой наводкой, отогнав немецкий танк, пытавшийся добить «тридцатьчетверку» капитана. Немцы дали пару залпов из шестиствольных минометов, но разброс мин был слишком велик. «Тридцатьчетверку» взялись долбить из гаубиц. Выручили «илы», которые дважды налетали и хорошо обработали западный край села бомбами и ракетами. Но все видели, что танк командира роты долго не продержится. Гаубичные снаряды взрывались, обнажая дно речушки, поднимали вверх фонтаны песка, камней. Подогнали бронированный тягач на базе танка Т-34 без башни. Ремонтники сумели зацепить двойным тросом машину и потащили «тридцатьчетверку» к берегу.
Капитан Марченко носил прозвище Штабной — память о его пребывании в штабе бригады. Но за последние дни он стал среди танкистов своим. В наступлении неплохо воевал и вот вляпался в положение, которому не позавидуешь. Гаубичный снаряд оборвал оба троса, еще два взорвались рядом с тягачом. Тягач задымил, крутнулся, пытаясь уйти из-под огня, но загорелась солярка. Трое ремонтников гуськом уползали прочь. Двое доползли до нас, третий остался лежать, подсеченный пулеметной очередью.
Крошечный, ничего не значащий эпизод в огромной битве. Горящий тягач, труп рядом с ним и обреченный танк на нейтральной, простреливаемой насквозь полосе. Марченко не мог бросить танк с исправным вооружением, одновременно понимая, что жизни ему отпущено немного. Он стрелял, выпуская снаряды наугад, зная, что они летят в сторону врага. Потом из переднего люка выскочил стрелок-радист, под пулями добежал до наших позиций. Худощавый паренек, оглохший от близких взрывов, рассказал, что экипаж живой и просит лебедку.
— Товарищ капитан говорит, мотор сильный, мы сами себя вытащим.
Появился, как нарочно, начальник разведки бригады Бутов. Сначала стал разбираться, почему радист покинул танк. Тот, заикаясь и дергая головой, повторял про лебедку. Бутов пригрозил парню трибуналом, но у того от напряжения потекла кровь из носа. Фельдшер, оттеснив капитана, положил паренька на дно траншеи и запрокинул голову, промокал кровь комком ваты.
— Нос ему заткни, — проявил медицинские познания Бутов. — Кровь сразу остановится.
— Он захлебнется кровью, — огрызнулся фельдшер. — Если помочь хотите, эвакуируйте раненых.
Начальник разведки, которого прислали, как «толкача», стал допытываться у комбата Колобова, почему прекратили наступление.
— Где комбат-два, Дядин?
— Сейчас вызовем.
Пока ждали Дядина, у которого осталось всего штук восемь танков, Колобов позвал Таранца. Не обращая внимания на начальника разведки, попросил:
— Антон, капитана Марченко сейчас угробят! Я сосредоточу огонь, а ты организуй тросы и два танка.
— Их «фердинанд» побьет, — подумав, ответил ротный. — Но если прикажете… надо наступать. Марченко все равно не спасти. Гляньте, огонь какой!
Бутов приготовился отдать руководящую команду, самую грамотную и умную, но гаубичный снаряд рванул прямо под гусеницами подбитой «тридцатьчетверки». Когда опал столб воды, все увидели, что ствол пушки искривлен.
— Марча! — кричал с берега Таранец. — Уходи!
Но ротный, видимо, поджигал изнутри танк. Он выскочил вместе с механиком и заряжающим. Из люков тянулись струйки дыма. Десятки людей, наблюдающие за тем, что происходит, орали, торопя экипаж. Три человека из подбитого танка бежали вместе, поддерживая раненого механика. Всю группу накрыл гаубичный снаряд. Мы увидели глубокую воронку на берегу речки, наполовину заполненную водой, и чье-то тело с оторванными ногами. Еще три снаряда, положенные кучно, вспахали берег, раскидали останки. «Тридцатьчетверка» разгоралась, как поленница дров, облитая соляркой.
— Вот так… и хоронить нечего, — проговорил Колобов.
А вскоре прибежал командир роты из батальона Дядина и, приложив руку к козырьку, доложил Бутову, что товарища комбата убил в голову снайпер.
— Торопился к вам, товарищ капитан. Пуля прямо в шлем попала. Навылет.
Впервые за время общения с высокомерным командиром разведки я увидел не только растерянность, но и плохо прикрытый страх. За те полчаса, что он пробыл на переднем крае, у него на глазах убило, разорвало на части командира роты и двоих человек из экипажа. Сгорел и взорвался их танк, а снайпер убил командира второго батальона. Бутов приумерил пыл. Командира третьего батальона Малышева, находившегося далеко на правом фланге, вызывать не стал. Что-то обсуждали вдвоем с Колобовым и замполитом батальона. Атаку временно отложили из-за нехватки боеприпасов и ремонта поврежденных танков. Комбриг, видимо, согласился со своим помощником. Во второй половине ночи наметили наступление пехоты, а танковую атаку с десантом планировалось провести на рассвете. Бутова оставили на позициях руководить атакой. Он обошел позиции. Мы попрятали танки за сгоревшими домами (в сгоревшие стрелять вряд ли будут), в глубоких воронках, подкопав въезды, среди деревьев. Начальника разведки сопровождал все тот же старший лейтенант, которому мы не налили на поминках спирта, и двое автоматчиков.
Мы ели гречку с тушенкой, приняли граммов по двести и ждали, когда ремонтники закончат починку моего танка. Пока же весь взвод состоял из одного экипажа, полутора десятков десантников во главе с младшим лейтенантом, хорошим парнем из Калуги. Каким бы тяжелым и кровавым ни был день, человек не может жить в постоянном напряжении. Мы отвлеклись от настоящего, забыли про погибших и обсуждали такую важную тему, как жены и невесты. В общем, плели языками про женщин.
Именно в этот момент подошел капитан Бутов и поинтересовался, нормально ли кормят. Танкистов всегда кормили хорошо, и я, вытянувшись, доложил, что нормально. По уставу во время «приема пищи» (так именовались наши обеды-ужины) можно было и не вставать при появлении начальства. Сработала привычка. Встали и все остальные, без шлемов, расстегнутые, кое-кто с ложкой и ломтем хлеба в руке. Бутов оглядывал нас, раздумывая, сделать замечание или сказать что-то доброе. Каша остывала, и я прервал молчание.
— Разрешите продолжить ужин, товарищ капитан.
— Продолжайте. Боеприпасы получили?
Доедать гречку и одновременно отвечать на вопросы я не мог. Приказал всем ужинать, а сам, стоя, доложил, что боеприпасы обещали привезти, как стемнеет.
— Это и есть весь твой взвод? Одна машина?
Я не стал уточнять, что второй танк ремонтируют. Неизвестно, как с ним еще будет. Подтвердил, что в строю остался один танк.
— Снарядов много?
— Штук пятнадцать осталось.
— Подкалиберные есть?
— Нет. Все израсходовали. Да и бронебойных всего четыре штуки.
Капитан обрадовал меня, что привезут усиленные подкалиберные снаряды нового образца.
— Разные там «тигры» насквозь прошивают.
